Raccoons: резонанс честности

Raccoons
Raccoons

Молодая московская группа Raccoons (ex-Black Buttons) отыграла уже более полутора сотен концертов в России, Беларуси, Литве и Черногории, но пока еще не выпустила альбом. «Trill» поговорил с Антоном Смирновым и узнал как идут дела у группы, которая недавно дошла до финала «Let’s Rock Battle», продолжая расти и видоизменяться прямо по ходу соревнования.


Антон, вы с группой активно выступаете — по информации в соцсетях, за плечами уже более 150 концертов на самых разных площадках. Ты финалист музыкального шоу на MTV, финалист конкурса «Индюшата», на днях вы дошли до финала «Let’s Rock Battle». При этом в интернете можно найти лишь пару ваших песен в студийном качестве. Когда можно ожидать альбом?

Антон Смирнов: Работа над альбомом продолжается уже год и сейчас находится на стадии мастеринга. После этого последует издательство на различных аудио площадках в интернете. Я предполагаю, что это все займет еще полтора-два месяца, и все желающие наконец-то смогут услышать наши песни у себя в телефонах, плеерах, где угодно.

Вы играете такой сырой и мощный рок — гитара, барабаны. Это принципиальный выбор — не использовать электронику ради чистоты жанра? Может быть, в этом есть какая-то ностальгия, а может в этом присутствует некий расчет на то, что в пресыщенном эффектами музыкальном мире возникнет запрос на натуральное, даже дикое? Или такой спрос есть во все времена?

Это в прошлом. Сейчас все выступления уже с плейбэками, которые как раз вносят большое количество электронного звучания. Мы воспитаны на западной музыке 90-х и начала 2000-х. Конечно, это явление не исключает ранних эпох музыки и других жанров, которые на нас влияют и вдохновляют. В этом плане мы всеядны, но избирательны. Еноты не будут есть пластиковые пакеты, мы — за деликатесы. А то, что происходит в этой части нас, которую можно назвать ностальгией по дикому и простому року 2000-х, то это как посмотреть. Нам нравится честность, даже если она и простая. И она была в той музыке. Она есть и сейчас, но в другой форме. Это просто потому что мы слушали такую музыку с подросткового возраста. Это не смущает нас, и это не смущает других. В 2016 году группа Highly Suspect получила Грэмми за лучший рок-альбом. Послушайте их — мы похожи этой «ностальгией». И когда я вижу вот такие обстоятельства, я еще меньше переживаю за принятие нашей музыки. Спрос есть на всё, что обладает честностью. И тому есть много примеров. Тем более, новое — это всегда переработка старого.

Недавно у вас сменилось название. Насколько мы поняли, Raccoons стали полными правопреемниками Black Buttons. Можно узнать, что вы вкладываете в этот ребрендинг, почему решили, что он необходим? Состав, имидж, стилистика, является ли то, что мы услышали и увидели в «Let’s Rock» закрепившимся образом, или вы в перманентном поиске?

Raccoons — это, конечно, результат ряда идей. Во-первых, в нашей компании давно бытует шутка про енотов в наш адрес. И для нас это сложилось в забавный образ, который стал фигурировать все чаще. Во-вторых, с группой Black Buttons связано много историй, которые для нас остались в прошлом, и мы хотели как-то отделить это прошлое. Мы благодарны всему что было, каким бы оно не было, но сейчас мы решили переименовать «корабль», чтобы плыть дальше, к другим приключениям. Знаете, это как прическу поменять, как будто хочешь отрезать нечто такое, что уже тянет назад и больше с этим не хочется иметь ничего общего.

И наконец, одно слово проще запомнить и проще скандировать на больших площадках, чем спотыкающееся «блэк баттонс». Образ все время вырабатывается, меняется, культивируется. Речь не только про внешность, а скорей про внутренний посыл, который сильно изменился за последние полгода. Музыка тоже меняется. Мы гребем в сторону большего количества электронных инструментов, обогащаем рок нью-рейвом. Скоро все смогут услышать новое звучание и смогут понять, что изменения существенные.

Музыкальная пресса, независимые радиостанции, MTV — сегодня некогда традиционные каналы раскрутки практически отсутствуют. Как по-вашему, это потеря или интернет эффективно замещает их? Легко ли сегодня быть услышанным?

Да, ситуация изменилась. Я не берусь говорить, что это плохо или хорошо. Действительно, походы на радио или упоминания в СМИ стали иметь меньше такого концентрированного результата. В нынешнее время важен, наверное, не конкретный заход, а именно широта пиар компании и ее стабильность. Интернет явно сейчас стал мощнее. И я стараюсь разбираться в новых инструментах продвижения. С этим у нас, наверное, хуже всего, в силу того, что приходится решать много вопросов на другие темы. Но мы набираем опыт и стараемся включаться в новые способы пиара.

Быть услышанным не сложно. Для этого есть много площадок в Москве, в России. Другой вопрос, в каком масштабе хочется быть услышанным. Нас интересуют большие площадки, потому что наша музыка громкая и большая. И вот тут мы испытываем на данном этапе большой недостаток, поскольку в большие места можно прийти только с большой аудиторией поклонников.

В недавнем интервью Андрей Саморуков из PopFarm высказал мнение, что, к примеру, в Британии артист может спокойно заниматься своим делом — выступать на сцене, а все остальное делают менеджер, лейбл, агент, промоутер, в то время как у нас многие элементы этой цепочки попросту отсутствуют. Можете рассказать, кто вам помогает, как вы находите площадки, фестивали?

Нам и помогали с этим, и мы сами находили. Все просто: увидел, узнал место, зашел, оценил, связался с арт-директором или менеджером заведения, предложил, показал что играешь, договорился о дате или не договорился, и пошел дальше. С фестивалями чаще подсказывают знакомые из этой сферы или сами узнаем.

В большом количестве конкурсов не выполняется то, о чем заявлено в условиях. Чаще всего в конкурсах, призванных открыть новые классные группы, побеждают те, у кого больше аудитория или есть свободные деньги на проплату голосов. Мы сталкивались с ситуациями, когда победители уже заранее были определены либо жюри проталкивало своих любимцев-друзей. Так что мы не испытываем особых романтических фантазий на эту тему. Мы стараемся больше работать над материалом и его оформлением. Альбом, который выйдет в этом году — первый. И многие действия по раскрутке мы сможем полноценно и, главное, эффективнее осуществлять после выпуска альбома.

Raccoons: Никита Рычихин (слева), Антон Смирнов. Фото: Евгений Птушка

На какой музыке ты вырос? С чего началось твое увлечение музыкой, ты самоучка или профессионально обучался вокалу и игре на гитаре?

Я слушал разную музыку. Люблю и джаз, и классику, поп-музыку не обхожу стороной, там много действительно крутых музыкантов. Слушал много сложной музыки. Типа glitch, дичайших представителей IDM, fusion-jazz, gypsy jazz, new rave. Много всего. Конечно, есть любимые артисты и композиторы. Их очень много в различных жанрах. Тут скорей самое интересное то, что музыка все время открывается с какой-то новой стороны, когда мне было важно, что она просто резонирует с моим настроением. И это и было началом. В подростковом возрасте я понял, что вот этот парень на аудиозаписи, кажется, очень хорошо меня понимает, что он чувствовал то же самое, когда писал или пел эту песню. Я не очень понимал мир людей, и я нашел отличную замену.

Однажды, в студенческие годы, я поехал на море с товарищем. Планировал уехать с компанией, но не сложилось. А я не могу жить без моря, и не знал, как же быть. Одному не хотелось ехать. Короче, однокурсник со мной поехал. И мы в этой поездке собственно и стали друзьями — до этого почти не общались. И так радовались знакомству, пили много. И в какой-то день он увидел в чужом открытом доме гитару. Зашел без спроса, вынес ее, мы сели там же, и он сыграл «Город Золотой» Бориса Гребенщикова. Хочу заметить, что к русскоязычным группам я всегда был очень холоден. Меня больше музыка и настроение цепляли, а не слова. Я услышал эту песню в его исполнении, и все. Это было для меня таким чудом, что вот ты берешь деревянную штуковину, и появляется целый мир. Я захотел научиться играть. Этот товарищ мне показал аккорды. А потом — годы самообучения. Я как дикарь: не учил музыку, а искал ее в этих струнах. Так было всегда, и до сих пор так происходит — я слышу ее и ищу. Теперь, правда, на куче разных инструментов. С голосом так же. Сам учился, слушал советы. Было пару раз, когда пошел учиться в один колледж, потом в другой, джазовый. Что-то взял оттуда, чему-то научился. Но глобально процессы, как и тогда, совершенно дикарские. Просто ищу, нахожу, показываю всем.

Один московский музыкант, у которого мы брали интервью, рассказал что изначально писал тексты на английском, но потом попробовал на русском, и ему открылись новые возможности и новая аудитория. А на вашу музыку ложится русский текст? Допускаете ли вы, что запоете на русском или это исключено в рамках этой группы?

Конечно, допускаю, что буду петь на русском. Я и раньше пел, пробовал, писал на русском параллельно с англоязычными текстами. Но мне на английском больше нравится, да и лучше получается. Пока что не нашел себя в русских текстах. Но русский язык обожаю. Особенно в литературе. В музыке мне мало кто нравится из поющих на русском. И дело не в мастерстве или его отсутствии. Главное — это честность и прямолинейность от души, посылы которой облекаются в самые созвучные чувствам слова. Я слышу, когда текст не резонирует с исполнителем, и это так себе. Такого полно, не хочу таким быть. Для меня важно, чтобы чувство вылетело, а какие там слова будут, не так важно — я уже проверял на публике. Главное — резонанс честности.

Вы выступали на многих площадках в Москве, какое выступление запомнилось больше всего, чем?

В Москве был классный концерт в BlackSmith Irish Pub, который на Белорусской. Наш знакомый звукорежиссёр сделал шикарный звук. После концерта многие наши поклонники и друзья говорили, что и не знали, что мы так мощно звучим. Мы играли как последний раз в жизни. Я так выложился, что чуть в обморок не упал. Но эмоции и восторг публики вернули силы.

Расскажи о своем партнере по группе Никите Рычихине, как обычно проходят ваши репетиции?

Он лучший барабанщик ever. Я говорю это потому, что это так. Репетиции мы играем как концерт, по полной. Всегда. Не умеем спокойно. Между собой мирно в основном, но и не без разногласий. Мы рок играем. Когда кто-то начинает сиськи мять, другой сразу скажет что он... «не прав».

Никита Рычихин, Raccoons. Фото: Евгений Птушка

Каким образом вы измеряете успех вашей группы, что будет для вас знаком того, что вы вышли на новый уровень?

Новые уровни мы отмечаем постфактум. А успех измеряется результатом, который складывается из выполненных планов. Мы работаем над разными моментами. Получилось — вот успех. А если глобально, для нас успех — играть на крупнейших фестивалях по всему миру. Это цель. Туда и идём.

Было интересно и необычно услышать «Bang Bang (My Baby Shot Me Down)» в вашем исполнении. Как пришла идея сделать кавер на такую «девочковую» песню, которую уже 50 лет исполняют вокалистки от Шер и Нэнси Синатры до Леди Гаги и Дуа Липы? Как вы вообще относитесь к кавер-версиям?

Не помню. Так вышло. Но мы её превратили в мощный трек. Просто в рок-боевик. Мы не много каверов делали, но всегда переделывали песни на свой манер. Я уважаю мастерство играть виртуозно, как герои музыкальной истории, но в своем мире для меня люди, переигрывающие хиты в ноль, то есть как оригинал, не герои — они ремесленники. А я за творчество. И ценю больше творцов.

У вас есть какие-то занятия помимо игры в группе?

Конечно. Жизнь вывозить. Она непростая, сложная, но интересная и бесконечно удивительная. Я преподаю гитару уже 9 лет. Пишу музыку на заказ. Никита учится, работает на телевидении.

Когда мы готовились к интервью, нам попались твои посты десятилетней давности вроде «Я в цИлиндре» или «Я люблю слегка недожаренные ботинки», расскажи, что с тобой тогда происходило?

Я даже не знал что это можно найти (смеется). Эти записи — мои попытки научиться доставать весь бред фантазий из головы. Конечно, я понимаю, что похоже на наркоманские записки. Но нет. Я тогда переживал сильнейшие потрясения. Подростковый возраст. Я сходил с ума. Сильно, по-настоящему и долго. Совсем не мог общаться с людьми. Чувствовал непонимание всего и всех. А голос внутри говорил — ты должен сделать нечто особенное в своей жизни. А я и чего-то обычного-то не мог сделать. Наладилось, как в руки гитару взял. Общаться я правда больше не стал, но хотя бы крыша не ехала.

Согласны ли вы с тезисом, что в популярной музыке присутствует некая цикличность: может ли, например, возникнуть ностальгия по брит-попу, который в свою очередь был ностальгией по Битлз? Может ли появиться что-то принципиально новое в музыке?

Конечно, как уже и упоминал. Все циклично, но немножко по-другому. Я тоже был пленником мыслей, что все уже написали и так далее. Сейчас я свободен от этого. И все благодаря слоям восприятия музыки. Я помню, был период, когда мне показалось, что не могу найти такую музыку, которая бы удивила, воодушевила снова, открыла что-то новое. А потом я пошел в джазовку и понял, что ошибался. После того я только и открываю все новое и новое для себя.

Понимаете, есть люди, которые циклятся на каких-то особенных последовательностях аккордов в песнях. Кто-то на эмоциях. Кто-то вообще фоном слушает музыку. Это вопрос восприятия. Что-то я слушаю ради эмоций и резонанса настроению. Какую-то музыку изучаю как пособие по сведению. В другой слушаю партии отдельных инструментов. А какая-то нужна просто чтобы поплакать, пожалеть себя.

Несколько имен: кто сегодня в роке круче всех?

Круче всех не знаю, назову, кто вспомнится — кого слушаю по сей день, и они продолжают играть. Queens of the Stone Age, Kasabian, Elbow, Crosses, Nothing But Thieves, Marilyn Manson, Limp Bizkit. Такие вот вспомнились. Может кого и забыл.

Как бы вы охарактеризовали текущее десятилетие в музыке в России и в целом? В связи с чем оно запомнится, с какими именами, событиями будет ассоциироваться?

Чем запомнится... Да для каждого своим. Кто-то будет считать Скриптонита открытием этого времени, например. А я скажу — Therr Maitz. А по поводу десятилетия. Я заметил много крутых групп и исполнителей. Рад, что они есть. И я могу сказать, что наши музыканты очень выросли в жанрах, которые не имеют такой богатой истории и опыта, как в Англии или США, например. Раньше ходили и думали, что все тупые, а мы молодцы, мы-то понимаем!

Это все подростковость. Сейчас я радуюсь, когда вижу классных ребят у нас в России. Это уже такое приятное ощущение, что ты не один борешься. Нас много. И мы несем свою правду. Потому что по-другому мы не можем жить.

Антон Смирнов, Raccoons. Фото: Евгений Птушка

Фото: Евгений Птушка

Наталья Словаева и Андрей Мальцев, 14.10.2018

Поделитесь ссылкой на это интервью